Китайско-американские отношения в США подверглись серьезным испытаниям после расстрела правительственными войсками студенческой демонстрации в Пекине в 1989 г. На фоне восторженных приветствий мировым либеральным общественным мнением отказа от коммунистической идеологии, либерализации экономики и демократизации политических режимов советского типа в Центральной, Восточной и Южной Европе, а также в СССР, события в Китае выглядели архаично и противоречили западным демократическим ценностям.
США и их союзники приостановили развитие политических контактов с Пекином, однако, это не привело к ослаблению экономических и культурных связей на государственном уровне. Американцы вплоть до новых президентских выборов вынуждены были подходить к отношениям с Китаем с позиций «сдержанного отчуждения». В «летаргическое» состояние погрузились также отношения КНР с целым рядом коммунистических партий, ослабли симпатии к лидерам Китая со стороны общественности и правительств самых различных стран – от Восточной Европы до Юго-Восточной Азии. Отношения с большинством из них КНР смогла нормализовать только в конце 1990-х гг., так в 1996 г. Китай вступил в АСЕАН [1]. В результате под вопросом оказалась вся внешнеполитическая система, тщательно вырабатывавшаяся китайским руководством на протяжении 80-х гг. XX в.
США и западноевропейские страны обвинили Китай в нарушении прав человека, хотя власти КНР не согласились с этой критикой, отвергли ее, в свою очередь, заявив о необоснованном вмешательстве во внутренние дела страны.
Понять причины столь неоправданно жесткой, с позиций Китая, реакции недавнего партнера на чисто внутриполитические события было непросто. Стало особенно очевидно, что фундамент прежнего партнерства был слишком зыбким. С конца 60-х гг., когда Америка и Китай только нащупывали пути навстречу друг другу, и до рубежа 90-х гг. логика холодной войны и наличие общего врага – Советского Союза – помогали Вашингтону и Пекину обходить острые углы, закрывать глаза на проблемы и противоречия, объективно сохранявшиеся между ними.
Начало 90-х гг. XX в. стало для США временем поиска новых ориентиров и целей внешней политики, что вызвало к жизни дискуссию, получившую общенациональный размах, особенно в условиях смены администраций и выдвижения на лидирующие позиции Демократической партии. В отличие от Буша, Клинтон пришел в Белый дом, не имея богатого внешнеполитического опыта. В целом внешнеполитическая команда демократов была настроена уделять серьезное внимание проблемам прав человека в духе политики, провозглашенной еще при последней демократической администрации Дж. Картера. На китайском направлении это предвещало серьезные трения. На первых порах президент не испытывал большого вкуса к международным делам, концентрируясь на внутренних проблемах. Все острые внутриполитические и экономические проблемы были увязаны с обеспечением благоприятной внешней конъюнктуры на мировых рынках, с эффективностью отдачи от любых внешнеполитических вложений, с изменением возможностей политического влияния страны.
На фоне изменений, происходивших в мире по окончании холодной войны, китайское направление не было в числе приоритетов новой администрации. Тем не менее, КНР не скрывала готовность сотрудничать. 30 ноября 1992 г. Цзян Цзэминь предложил курс на улучшение китайско-американских отношений, получивший название «указ из шестнадцати иероглифов»: «Углублять доверие, уменьшать проблемы, развивать сотрудничество, избегать противостояния».
Однако было ясно, что китайское направление внешней политики явно было отодвинуто демократами на второй план. Свидетельством тому стали воспоминания ведущих американских дипломатов «китайского направления», советников Б. Клинтона периода его первой администрации. Примером может служить интервью помощника государственного секретаря по Восточной Азии и Тихому океану У. Лорда, данное им американской исследовательнице Н. Такер. Речь в нем шла о нескрываемом безразличии высших чинов президентской администрации к китайскому направлению в начале первого президентского срока Клинтона.
Гораздо выигрышнее с политической точки зрения оказались проворные и успешные действия американской администрации по окончательной нейтрализации возможных угроз со стороны РФ, ставшей наследницей советского ядерного арсенала. Девальвация значимости России для США происходила постепенно. По мере того, как накапливались факты, подтверждавшие общее ослабление России и ее неспособность осуществить реинтеграцию постсоветского пространства, интерес к стратегическому партнерству с ней стал быстро снижаться. После ряда неожиданно быстрых уступок российской стороны, проявление ею стремления укрепить связи с Западом любой ценой, даже в ущерб собственным интересам, стало восприниматься в США как демонстрация слабости, как готовность к капитуляции, признанию дальнейшего соперничества неравным и бесполезным.
Вместе с тем в американской администрации с удивлением обнаружили, что применение аналогичной тактики к Китаю не только не приносит ожидаемых результатов, но и вызывает обратную реакцию. Показателен один пример. В начале 90-х гг. Конгресс пытался законодательно обусловить предоставление КНР режима наибольшего благоприятствования (РНБ) соблюдением Пекином ряда требований, как в сфере за щиты прав человека, так и в областях торговли и нераспространения. Клинтон и его внешнеполитическая команда собирались ужесточить подход к нарушениям прав человека в Китае.
Жесткость позиции китайской стороны в двусторонних отношениях не была беспочвенной. Заявление Кристофера в ходе утверждения Конгрессом его кандидатуры в качестве госсекретаря США о том, что американской политикой в отношении Китая будет облегчение мирной эволюции от коммунизма к демократии, буквально подтверждало обвинения китайских консерваторов, что Америка ставит целью изменение социалистического общественного строя в КНР. Между тем рубеж 80-90-х гг. XX в. стал периодом стремительного роста и модернизации как экономики КНР, так и всего китайского общества. Страна добилась на пути реформ весьма впечатляющих успехов.
Бурный рост экономики, начавшийся после выдвинутого весной 1992 г. Дэн Сяопином требования углубить политику реформ и открытости, продолжился. Экономика в 1992 г. выросла на 12% и зафиксировала увеличение на 14% в первой половине 1993 г. В мае 1993 г. МВФ оценил китайскую экономику на основе покупательной способности юаня, а не его официального курса. По этим подсчетам масштаб экономики КНР сразу вырос в четыре раза и уступил лишь США и Японии3. Китай привлек миллиардные инвестиции из развитых и новых индустриальных стран, руководство которых с учетом выгод от экономического сотрудничества с КНР и доступа на ее рынок, было готово «закрыть глаза» на нарушение прав человека. Естественно, американские компании не желали остаться в стороне. Интересы бизнеса пришлось учитывать американским властям. С середины 90-х гг. США стали третьим торговым партнером КНР, одним из основных поставщиков авиационной техники, локомотивов, некоторых видов электронно-вычислительной техники, энергетического и медицинского оборудования. Со своей стороны, Китай вошел в число крупных поставщиков в США текстильных изделий, некоторых товаров легкой и пищевой промышленности.
В ответ на охлаждение Америки, китайское руководство стало демонстративно солидаризироваться с Российской Федерацией, подписав с ней в 1992 г. Совместную декларацию об основах взаимоотношений. Увлечение Америки российскими делами к тому времени пошло на спад. Россия, которой в начале 90-х гг. США уделяли столько внимания, после политического кризиса 1993 г. сформировала новую политическую систему и начала возрождение экономики. Подписание нового союзного договора, приостановившего сепаратизм, окончательный демонтаж советской системы власти, появление крупных олигархических состояний и монополий, становление малого бизнеса и рост среднего класса позволило России ослабить зависимость от западных кредитов и начать активнее искать внешнеэкономических партнеров и инвесторов.
Необходимо напомнить, что адаптация к новой роли КНР в мире происходила на протяжении нескольких лет. Она была обусловлена не только появлением новых внешних вызовов, но и эволюцией партийной идеологии, связанной с осмыслением опыта рыночных реформ.
Во внешней политике современный Китай смог сохранить достаточно сбалансированный, прагматичный курс. В рамках сложившейся системы межгосударственных отношений Китая была сохранена преемственность. Внешняя политика оставалась вполне предсказуемой, никакая ее корректировка не предполагала резкой смены приоритетов. Отказ от жестких идеологических догм и постоянное внимание к проблемам экономического развития страны помогли китайскому руководству последовательно и осмысленно проводить стратегию, отвечающую потребностям хозяйственных реформ и направленную на развитие политического диалога и экономического сотрудничества с различными странами мира. Это вполне соответствовало китайскому пониманию концепции многополярности грядущего мирового порядка. В первой половине 90-х гг., когда, как было отмечено выше, США ослабили внимание к процессам, развивавшимся в Китае, его руководству удалось нормализовать отношения с прежними оппонентами, включая Россию, Индию, Японию, Пакистан и ряд других стран [2].
Между тем, в китайском руководстве отдавали себе отчет в том, что решающее значение для стремительно растущей страны имеют её отношения с крупнейшей индустриальной державой современного мира – США. В американской политической элите оценка потенциала «китайской карты» в мировой геополитической игре постепенно была пересмотрена. КНР как стремительно развивающаяся региональная, а в недалекой перспективе и супердержава, оказалась в фокусе внимания американских политиков. В КНР к перемене в подходах американской администрации были готовы. За годы охлаждения в руководстве утвердилось понимание того, что нормализация двусторонних контактов крайне важна для успешного развития страны, а главное, для поддержания тех высоких темпов роста, которые были набраны в начале 90-х гг. В то же время стало очевидным и то, что Китаю не следует делать слишком поспешные встречные шаги, поскольку заинтересованность партнеров в возобновлении дружественных связей ничуть не меньше, а порой даже больше, чем у китайской стороны.
Для Китая 1997 г. стал этапным по внутриполитическим причинам. Осенью должен был состояться 15-й съезд КПК, но ещё в начале года в возрасте 93 лет скончался Дэн Сяопин, который в течение трех последних лет не появлялся на публике. Положение Цзян Цзэминя в качестве лидера третьего поколения руководства КНР значительно упрочилось, благодаря поддержке и авторитету, завоеванному им в армии (НОАК). 30 июня именно он представлял Китай на помпезной церемонии возвращения Гонконга Китаю, и именно ему предстояло осенью нанести исторический примирительный визит в Соединенные Штаты [3]. С весны 1997 г. китайские чиновники тщательно готовили этот визит как самую значительную поездку такого рода со времен исторического вояжа Дэн Сяопина в далеком 1979 г. Китай добивался отмены всех санкций, наложенных в 1989 г., в свою очередь, американская сторона В КНР к перемене в подходах американской администрации были готовы. За годы охлаждения в руководстве утвердилось понимание того, что нормализация двусторонних контактов крайне важна для успешного развития страны, а главное, для поддержания тех высоких темпов роста, которые были набраны в начале 90-х гг. В то же время стало очевидным и то, что Китаю не следует делать слишком поспешные встречные шаги, поскольку заинтересованность партнеров в возобновлении дружественных связей ничуть не меньше, а порой даже больше, чем у китайской стороны.
Визит председателя КНР не стал прорывом в двусторонних отношениях, но в целом способствовал их нормализации и поступательному развитию. Символическое значение того факта, что председателю КНР (и по совместительству – генеральному секретарю компартии) оказывают в США государственные почести, включая 21 залп оружейного салюта, во многом перевесил любые практические итоги. В какой-то степени это стало таким же подтверждением легитимности и респектабельности КНР, каким в свое время был визит в эту страну антикоммуниста Рейгана. Декларированное намерение строить отношения конструктивного стратегического партнерства гоже стало в значительной мере символическим шагом и не пережило срок президентства Клинтона. Были достигнуты и некоторые практические договоренности. В обмен на письменное обязательство Китая не содействовать ядерной программе Ирана США разморозили сотрудничество с КНР в сфере атомной энергии, соглашение, о котором было достигнуто еще при Рейгане. Китай объявил о покупке 50 пассажирских Боингов на сумму около 3 млрд. долл.
Вместе с тем обращает на себя внимание тот факт, что в ходе визита США впервые публично признали то, что они не поддерживают независимость Тайваня. Со своей стороны КНР вскоре после завершения визита разрешила Вэй Цзиншэну покинуть страну.
Тактика взаимных мелких уступок оказалась вполне приемлемой для обеих сторон. Клинтон был заинтересован в осуществлении громких зарубежных вояжей, которые отвлекали бы внимание американских СМИ от разразившегося в январе 1998 г. скандала, связанного с М. Левински. Накануне ответного визита Б. Клинтона в 1998 г. США сообщили о готовности не вносить проект резолюции с осуждением Китая в Комиссии ООН по правам человека, но в обмен попросили КНР присоединиться к Международной конвенции по гражданским и политическим правам, а также выпустить некоторых известных диссидентов, в том числе активиста событий 1989 г. Ван Даня. Соответствующая договоренность была быстро достигнута.
Внутриполитическая обстановка в Китае также вполне благоприятствовала нормализации отношений с Америкой.
Визит Клинтона в КНР, так же как и визит Цзян Цзэминя в США, имел ярко выраженное протокольное значение, что было подчеркнуто в значительной степени символической договоренностью сторон не нацеливать друг на друга ядерные ракеты. По настоянию американской стороны совместная пресс-конференция Клинтона и Цзян Цзэминя впервые была полностью показана в прямом эфире по китайскому телевидению. Китайская аудитория впервые смогла услышать кардинально отличающуюся от официальной китайской точку зрения на тяньаньмэньский инцидент 1989 г., демократию, Тибетский вопрос. Б. Клинтон, предвосхищая критику за участие в церемонии на площади Тяньаньмэнь, воспользовался поводом, чтобы публично заявить, что использование силы, повлекшей гибель людей, по его мнению, было ошибкой.
Возвращение к власти в США Республиканской партии с ее традиционно повышенным вниманием к внешней политике, сопровождающимся явно «миссионерским» восприятием международных отношений со стороны президента Дж. Буша, было с опасением воспринято в Китае. Унаследовав профицитный бюджет от своего предшественника, новый президент мог позволить себе слегка отвлечься от проблем экономических и перейти к более затратной внешней политике, в том числе проводимой силовыми методами. Экономические связи с Китаем обусловили стремление американских властей использовать этот потенциал в борьбе с глобальными вызовами мировой цивилизации. В китайском экспорте в США все более заметное место стала занимать машиностроительная продукция. Китайский рынок оказался одним из наиболее значимых для американских корпораций. В 2000 г. США предоставили КНР статус наиболее благоприятствуемой в торговле державы. К 2001 г. по отношению к КНР была отменена дискриминационная поправка Джексона-Вэника. Это имело прямым следствием нарастание товарооборота. В 2002 г. объем торговли между США и Китаем превысил 103 млрд. долл., что было почти на 45% больше аналогичного показателя Японии. Развитие двусторонних торгово-экономических отношений стало еще более четко восприниматься как жизненно важное не только в Пекине, но и в Вашингтоне, вынужденном считаться с растущим экономическим потенциалом Китая. Экономические связи приобрели характер объективного регулятора политических отношений между двумя странами.
Возникновение на рубеже XX-XXI вв. международного терроризма, необходимость общей борьбы с ним, а также с распространением оружия массового уничтожения внесли в китайско-американские отношения новые тона. Китай решительно осудил атаки террористов 11 сентября 2001 г. в Нью-Йорке и Вашингтоне. Его представители поддержали резолюции ООН против терроризма (в том числе и резолюцию 1441 по Ираку). Китай призвал Пакистан к сотрудничеству с Вашингтоном в Афганистане, а также предоставил полезную при проведении военной операции США свою разведывательную информацию о террористах, выделил средства на восстановление Афганистана.
И, тем не менее, налицо отсутствие у обеих стран конкретных идей относительно того, как адаптировать двусторонние отношения к задачам создания новой архитектуры международной безопасности, в которой более полно учитывалось бы мнение Китая. Китай всегда был для Вашингтона большой головоломкой. Его нельзя однозначно назвать ни врагом, ни другом; для Соединенных Штатов он – одновременно и стратегическая угроза, и ключевой торговый и инвестиционный партнер. В результате – неровные партнерские отношения прагматичного сотрудничества, периодически нарушаемые кризисными ситуациями.
Подводя итог, можно констатировать, что на рубеже XX-XXI веков, с одной стороны, продолжали действовать проявившиеся на заре существования КНР все прежние закономерности. С другой стороны, очевидно, что в двусторонних отношениях наметился очевидный крен. Впервые в истории их развития лидеры обеих стран согласились рассматривать партнерство на равных, признали, что статус Китая в современном мире существенно изменился и продолжает меняться. В последнее время определяющим фактором внешней политики КНР является следование концепции «китайская мечта», под которой подразумевается, среди прочего, великое возрождение китайской нации [4]. Таким образом, «китайская мечта» в настоящее время является как катализатором социальных процессов внутри КНР, так и катализатором активности Китая на международной арене [5]. Это требует от всех партнеров КНР на внешней арене, включая США, корректировки основополагающих установок в развитии двусторонних и многосторонних связей. В то же время новый статус Китая в мире потребовал и от внешнеполитического руководства страны, и от партийных идеологов разработки долгосрочной международно-политической стратегии, учитывающий задачи Китая в связи с созданием новой системы международных отношений.
Библиографический список
- Гурулева Т.Л., Ширяева О.А., Скрипкарь М.В. Взаимодействие Китая с Ассоциацией стран Юго-Восточной Азии //Международный журнал прикладных и фундаментальных исследований. 2013. № 4. С. 146.
- Жирнов Д.А. Россия и Китай в современных международных отношениях. – М., 2002. с. 204.
- Седунов А.М., Гурулева Т.Л., Скрипкарь М.В. США во внешнеполитической стратегии Китая // Международный журнал прикладных и фундаментальных исследований. 2013. № 8-3. С. 175-176.
- Скрипкарь М.В. «Китайская мечта» как национальная особенность в процессе бренд-билдинга приграничных территорий Северо-Востока КНР//Молодой ученый. 2013. № 7. С. 362-365.
- Скрипкарь М.В. Понятие и классификация социальных регуляторов//Вопросы управления. 2011. № 16. С. 197-201.