УДК 273.99

СТАРООБРЯДЧЕСКИЙ ПУБЛИЦИСТ ТИМОФЕЙ АНДРЕЕВ О ВЗАИМООТНОШЕНИЯХ С ПРИХОДСКИМ ДУХОВЕНСТВОМ (ВТОРАЯ ПОЛОВИНА XVIII ВЕКА)

Пулькин Максим Викторович
Институт языка, литературы и истории Карельского научного центра Российской академии наук

Аннотация
В статье рассмотрены проблемы полемики старообрядческих наставников по наиболее сложным и принципиальным вопросам, связанным со взаимоотношениями с приходским духовенством. При обсуждении данной проблемы возникли противоположные точки зрения. С одной стороны, звучали призывы к жесткому противостоянию «немирному сему миру», а с другой — старообрядческие публицисты высказывались в пользу компромисса со сторонниками реформ патриарха Никона.

Ключевые слова: антихрист, духовенство, наставники, полемические сочинения, православие, старообрядчество, эсхатология


OLD BELIEVER PUBLICIST TIMOTHY ANDREEV ON RELATIONS WITH THE PARISH CLERGY (THE SECOND HALF OF THE XVIII CENTURY)

Pulkin Maxim Viktorovich
Institute of linguistic, history and literature of Karelian Research Centre

Abstract
The problems controversy Old Believers mentors on the most complex and fundamental issues related to the relationship with the parish clergy. When discussing this issue any opposing viewpoints. On the one hand, there were calls for fierce opposition "to this non-peaceful world," and on the other – Old Believer commentators favored a compromise with supporters of the reforms of Patriarch Nikon.

Библиографическая ссылка на статью:
Пулькин М.В. Старообрядческий публицист Тимофей Андреев о взаимоотношениях с приходским духовенством (вторая половина XVIII века) // История и археология. 2014. № 2 [Электронный ресурс]. URL: https://history.snauka.ru/2014/02/877 (дата обращения: 16.07.2023).

Проблема взаимоотношений старообрядцев со служителями «никонианской» церкви стала предметом обсуждения авторов-проповедников «древнего благочестия» сравнительно поздно – лишь в середине XVIII в. Главная причина игнорирования старообрядцами индивидуальных черт своих противников заключалась в предельной деперсонализации представителей «мира Антихриста». Для них, как для безликой массы, были уготованы единые этические нормы и предельно стандартизированные обличительные характеристики. Немаловажное значение имело и старообрядческое представление о полном и окончательном исчезновении на Руси таинства хиротонии и, следовательно, невозможности рукоположения священников [1, с. 32]. Ответная реакция «никониан» не замедлила проявиться. В течение длительного времени, начиная с первых трагических лет церковного раскола, старообрядцы подвергались суровым гонениям. Современник, неизвестный старообрядческий автор, описывал ситуацию следующим образом: «претвориша бо ся пастырие в волчее естество и разсвирипеша на стадо Христовых овец и разгнаша я по горам и пропастям земным» [2, с. 54].

В этой мрачной, наполненной трагическими событиями истории были многочисленные казни, массовые самосожжения, восстания [3, с. 53–62]. При этом силы русского народа длительное время тратились не на освоение новых земель и развитие экономики, а на междоусобное противостояние. Существенные изменения как в позиции власти в отношении религиозных диссидентов, так и в восприятии окружающей действительности самими старообрядцами произошли лишь в середине XVIII в., после заметного упадка радикальных эсхатологических настроений в среде приверженцев «древлего благочестия» и постепенного прекращения гонений на старообрядцев. К числу авторов, которые в наиболее отчетливой форме выразили новые настроения, относится старообрядческий полемист Тимофей Андреев (1745–1808). Один из первых историков старообрядчества – Павел Любопытный – характеризует Т. Андреева как «славного жителя Выгорецкой киновии», «убедительного и знатного писателя многих творений в защиту Христовой (поморской) церкви». Своим «красноречием, разительным духом и твердостью в истинах он услаждал всех слушающих и пленял их в свое послушание» [4, с. 182]. Его основные труды посвящены традиционным для старообрядческой литературы проблемам. Прежде всего, это новое осмысление вечно актуальной для старообрядцев проблемы Антихриста, надгробные слова в память выговских настоятелей, полемические сочинения против «поповщины, явно заблуждающей во многих частях церковных догматов и обычаев церкви». В целом его сочинения (в особенности фундаментальное произведение «Щит веры») стали заметным явлением в истории старообрядчества, послужили авторитетной основой для новых полемических произведений [5, с. 46]. Наиболее действенным аргументом в произведениях Т. Андреева о взаимоотношениях с духовенством стало евангельское слово. Как показывают современные литературоведческие исследования, цитаты из Священного Писания в произведениях старообрядческих авторов теснейшим образом сопрягались с системой доказательств иного рода. Это свидетельства, почерпнутые из житий святых, исторические примеры, факты из жизни современного Тимофею Андрееву российского старообрядчества. В конечном итоге эта система доказательств опиралась на сформулированные в старообрядческих риториках принципы, согласно которым при создании литературных произведений любого жанра надлежало разграничить три сферы: Священное Писание, творения отцов церкви и «человеческую» литературу простых смертных [6, с. 129].

Традиционное построение текста подчинялось обоснованию идеи, которую прежде трудно было представить на страницах старообрядческих произведений. Речь шла о возможности и даже необходимости записи в двойной подушный оклад и, соответственно, добровольном признании себя «раскольниками». Согласно существовавшему до 1782 г. законодательству, двойной налог, средства от которого шли на борьбу со старообрядческим движением, следовало собирать только с противников никоновских реформ. Против признания за собой уничижительного прозвища «раскольник» решительно выступал неизвестный оппонент Т. Андреева, некий, по ироническому выражению старообрядческого полемиста, «дивный автор», настроенный довольно радикально. Он предлагал отказаться от записи в соответствующие книги, где фиксировались «записные раскольники» и таким образом избрать не «окаянен живот» (т.е., в переводе на современный язык, убогое существование), а славную погибель или, по крайней мере, неизбежные страдания за веру.

Вопреки формирующейся лицемерной системе взаимоотношений духовенства и прихожан, Тимофей Андреев настаивает на явном причислении, на добровольной основе, к «древлему благочестию». Перед верующим, записавшимся в приходские перечни старообрядцев, прилагаемые к исповедным ведомостям, по его мнению, открываются заманчивые возможности. Отныне ему не надо «в церковь нечестивых входити», «купно с ними молитися и никаких таин принимати». Наоборот, разрешается на законных основаниях «все, что в старопечатных книгах содержится, содержати», воздавая за это положенную «дань», т.е. платя подушную подать в двойном размере. Укрывающиеся от записи в «раскол», значительно дальше, по мнению Т. Андреева, отступают от «древлеблагочестивой веры». «Потаенный» старообрядец должен идти на «вящщие» уступки. Он дает местному священнику взятки, униженно «кланяется» и просит записать «в великопостные скаски, яко бе у него на духу». Андреев рассматривает и обратную ситуацию. В том случае, если старообрядец по каким-то причинам не может «клириков одарити», или просто поссорился с приходским священником, в консисторию немедленно поступает донос о потаенном раскольнике. Тогда, утверждает Т. Андреев, старообрядец, «не хотя оставить дому, не хотя разлучити домашних, идеше и не по воле, от беды, от лютого падения, в церковь их и причащается там» [7, л. 23]. Суждения Тимофея Андреева полностью совпадают с наблюдениями современных ученых. Как показывают современные исследования, учет старообрядцев вообще оставался в течение всего изучаемого периода крайне несовершенным. В XVIII в. священнослужители использовали малоприятную обязанность, возложенную на них государством (выявление «потаенных раскольников»), как источник дополнительных доходов. «Избавить прихожан от преследований, – пишет Н.Д. Зольникова, – чаще всего помогала взятка, ставшая традиционным явлением во взаимоотношениях тайных старообрядцев с приходским духовенством» [8, с. 12].

Как говорилось выше, в системе аргументации Тимофея Андреева отправной точкой стали слова Евангелия и библейские сюжеты. Иисус Христос, напоминает старообрядческий писатель, «вопрошающим у него лукавым фарисеом ответствует: ″воздадити кесарева кесарю, а Божия Богови″». Точно так же «сосуд избранный», апостол Павел, «завещевающи глаголет: ″воздадите убо всем должная, емуже урок урок, ему же дань дань, емуже страх страх, ни в едином ничесом должны бывайте″» (См. синодальный перевод Евангелия: «Итак, отдавайте всякому должное: кому подать, подать; кому оброк, оброк; кому страх, страх; кому честь, честь» (Рим. 13: 7). Толкование слов Иисуса Христа и послания апостола подчинено главной задаче. Это не сиюминутное начало безнадежной борьбы с «никонианами», а сохранение сил, во имя которого необходимо «искупить (т.е. приобрести) время» [7, л. 3, об.]. Вновь обращаясь к проблематике, выдвинутой оппонентом, «тетрати» которого и побудили Андреева взяться за перо, «славный житель Выговской пустыни» обращает внимание читателя на слова Иисуса Христа о необходимости исповедания веры. Напомним, о чем идет речь. В изложении Т. Андреева евангельский текст выглядит следующим образом: «Иже исповесть Мне пред человеки, исповем его и Аз пред Отцем Моим и иже отвержется Мене пред человеки, отвернусь его и Аз пред Отцем Моим». Комментируя слова Спасителя, Андреев приходит к закономерному выводу: «Зрите, яко ино есть отвержение, ино же есть неисповедание». Спаситель «по случаю» простит отсутствие проповеди, но «отвержение» «грешно и мучительно». Так ссылка на Евангелие открывала перед старообрядцами возможность уступок власти. Отныне особенно сильно раздражавший власть предержащих прозелитизм старообрядцев мог прекратиться. Ведь главным делом объявлялось молчаливое сохранение благочестия.

Евангельский текст неизбежно должен был подтверждаться фактами из истории православной церкви. Надлежало доказать, что в православии накоплен значительный опыт временных уступок, компромиссов ради высоких целей. Высказываясь в духе исторической концепции поморских старообрядцев, в соответствии с которой лишь они единственные являются духовными наследниками древней церкви, Тимофей Андреев прослеживает прямую преемственность между церковью, платившей дань монголам, и «преждебывшими» основателями Выговской пустыни. Современность, благоприятное для старообрядцев царствование Екатерины II, и вовсе представлялась ему в оптимистических тонах. Реалии российской жизни XVIII в. побуждают Т. Андреева создать впечатляющую, но бесконечно далекую от эсхатологических представлений картину всеобщего вынужденного молчания и в то же время тайной поддержки старообрядчества: «кто же исчислити может сицевых таящихся народов, елицы быша из сенаторства, и елицы из господства, и ис купечества, и ис простого народа, житейскими вещьми обязанных, и благочестие свое в сердце тепло хранящих с воздыханием многим, яко не могут иначе быти». Так на смену представления о трагическом одиночестве старообрядческих общин – последних оплотов правоверия в предавшемся Антихристу мире – приходит представление о множестве сторонников старообрядчества, полностью осознавших его правоту, но слишком связанных «житейскими вещьми», мирскими обязательствами, чтобы открыто выступить в поддержку «древлего благочестия».

В полемике с радикальными сторонниками старообрядческого вероучения Т. Андрееву пришлось преодолеть и еще один сложившийся в первые годы церковного раскола устойчивый стереотип. Известно, что нарицание себя раскольником длительное время оставалось наиболее болезненным решением для старообрядцев. Не случайно авторы «Поморских ответов» – одного из наиболее почитаемых старообрядцами произведений – утверждали: «В православии раскола какова не сотворихом… сего ради несть мы расколотворцы». Наречение себя тем или иным именем, утверждал Т. Андреев, вовсе не является отступничеством. Примеры из Священного Писания, в частности, из Деяний апостолов, должны были служить подтверждением этого вывода, явно невозможного прежде для старообрядческого автора. Ведь известно, напоминал старообрядческий полемист, что святой апостол Павел «по случаю» называл себя римлянином, «а не всегда христианином или апостолом», да и сам Христос «многажды нарицающе себе Сына Человеческого и назарянина и прочия имены (а не Бога)». Приведя перечень примеров подобного рода, Т. Андреев подвел итог сказанному: «много таковая во всем Евангелии обретается словес, яже немощи ради человеческия снисходительно глаголются» [7, л. 4].

Вновь соотнося евангельский сюжет с реалиями церковной жизни конца XVIII в., Т. Андреев находил основания для отказа от радикальных представлений. По его мнению, в создавшейся в России ситуации «записавшихся в двойной оклад, если праве рассмотрим, всяко познаваем их древнее благочестие перед новодогматствующими исповедующих». Ведь «двойной платеж не за что иное творят, точию за содержание древлего благочестия и за отлучение нынешняя церкви». Исповедание старой веры отождествлялось с исповеданием христианства: «Не Христа ли убо записавшиеся исповедуют, не имя ли Христово прославляют, егда по древлецерковному преданию на крестное знамение персты слагают?». Так идеи, персонажи и ситуации, извлеченные из Евангельского текста, позволяли Т. Андрееву подтвердить главную мысль его труда: сохранение «древлеправославной» церкви путем компромисса с государственной властью. Этот компромисс был, однако, весьма относительным: признать по-настоящему «исповедующими Христа» Т. Андреев соглашался только своих сторонников-старообрядцев.

Переходя к выявлению специфических черт конфликта старообрядцев с внешним — никонианским — миром, Т. Андреев обращается к новейшим сочинениям противников «древлего благочестия». Его внимание привлекают сочинения Московского митрополита Платона. Митрополит призывал старообрядцев «бросить ненавистный дух», прекратить «самовольное отлучение от святой церкви». Обычаи старообрядцев в его труде представлены в карикатурном виде: «оставя свои домы и сродников, бегаете по лесам, а которые не в лесах живут, и те нас, православных, как татар гнушаются, никакова с нами общения не имеют, не сходятся, не говорят, не едят с нами». Обличительные слова, представленные в труде митрополита, постоянно тиражируемые «хулы» в адрес старообрядцев, по мнению Т. Андреева, должны возыметь обратный эффект: не уныние, а радость. Необходимо лишь вспомнить слова Христа: «блажении есте, егда поносят вас Сына Человеческого ради. Радуйтеся и веселитеся, яко мзда ваша многа на небесех». Таким образом, обличения старообрядчества должны привести лишь к укреплению духа его приверженцев. Евангельское слово позволяло противопоставить гонителям убедительные доводы, ориентирующие противников никоновских реформ не на сопротивление, восстания или самосожжения, а на кроткое ожидание вознаграждения за гонения, «мзду многу на небесах».

Соотнося евангельский текст и реалии повседневной жизни старообрядческих поселений, Т. Андреев достигает важного эффекта. Он противопоставляет радикальный и, очевидно, ведущий к гибели путь борьбы с существующей властью и частичные уступки давлению государства (с которым в сознании старообрядцев отождествлялось приходское духовенство), позволяющие сохранить «древлее благочестие». Между тем готовность старообрядцев к компромиссам не была настолько велика, чтобы, подчиняясь инстинкту самосохранения, пренебречь заветами старшего поколения, многие представители которого в дальнейшем приняли мученическую смерть за свои убеждения и были канонизированы старообрядцами [9, с. 18–26; 10, с. 70–75]. Сломить упорное сопротивление новшествам могла лишь ссылка на авторитет Писания. Разрушив повседневную связь с церковью, старообрядцы оставили за собой в качестве последней опоры Евангелие, которое стало для них путеводителем в бурном море страстей религиозной жизни XVIII в.


Библиографический список
  1. Соколовская М.Л. Складывание института учительства в Выго-Лексинском «общежительстве» // Мир старообрядчества: Личность. Книга. Традиция. Вып. 1. М.; СПб.: Хронограф, 1992. С. 13–35.
  2. Демкова Н.С. Из истории ранней старообрядческой литературы. «Жалобница» поморских старцев против самосожжений (1691) // Древнерусская книжность. По материалам Пушкинского Дома. Л.: Наука, 1985. С. 50–61.
  3. Пулькин М.В. Девиантность как историософская проблема (по материалам Олонецкой епархии) // Вопросы истории и культуры северных стран и территорий. 2011. № 3. С. 53–62.
  4. Любопытный П. Исторический словарь и каталог, или Библиотека староверческой церкви // Сборник по истории старообрядчества, издаваемый Н. Поповым. Т. 2. М., 1866. 348 с.
  5. Гурьянова Н.С., Крамми Р. Историческая схема в сочинениях писателей выговской литературной школы // Старообрядчество в России (XVII–XVIII вв.): Сборник научных трудов. М.: Наука, 1994. C. 45-67.
  6. Понырко Н.В. Эстетические позиции писателей выговской литературной школы // Книжные центры Древней Руси. XVII в.: Разные аспекты исследования. СПб.: Наука, 1994. С. 124-152.
  7. Андреев Т. Возражения на тетради, запрещающие записываться в число раскольников и платить двойной оклад // Отдел рукописей Библиотеки Российской академии наук. Собрание Каликина, № 138. 76 л.
  8. Зольникова Н.Д. Сибирская приходская община в XVIII в. Новосибирск: Наука, 1989. 438 с.
  9. Пулькин М.В. Таинство покаяния: проблемы осуществления в XVIII–начале ХХ в. (по материалам Олонецкой епархии) // Вестник Ленинградского областного государственного университета. 2010. № 2. С. 18–26.
  10. Пулькин М.В. Таинство брака в XVIII–начале XX в.: закон и традиция // История в подробностях. 2011. № 6. С. 70–75.


Все статьи автора «Пулькин Максим Викторович»


© Если вы обнаружили нарушение авторских или смежных прав, пожалуйста, незамедлительно сообщите нам об этом по электронной почте или через форму обратной связи.

Связь с автором (комментарии/рецензии к статье)

Оставить комментарий

Вы должны авторизоваться, чтобы оставить комментарий.

Если Вы еще не зарегистрированы на сайте, то Вам необходимо зарегистрироваться: