Чаадаев прославился своим отношением к самодержавию, абсолютизму и крепостническим порядкам царской России. Конечно, и до этого в России были личности, недовольные государственным и внутренним устройством России, но Чаадаев был первым, кто не побоялся открыто об этом заявить. Вот что писал об этом А. И. Герцен, друг и современник Чаадаева: «Долго оторванная от народа часть России пострадала молча, под самым прозаическим, бездарным, ничего не дающим взамен игом. Каждый чувствовал гнёт, у каждого было что-то на сердце и всё-таки все молчали; наконец, пришёл человек, который сказал что» [2. С. 277-278]
В 1934 г. Д.И. Шаховский опубликовал статью, в которой наиболее полно отражаются взгляды П.Я.Чаадаева на крепостное право в России [7]. Крестьян, он не без повода называет, несчастными, но один из немногих, Чаадаев в своих рассуждениях по поводу крепостного права идёт намного дальше. Он считает, что крепостное право в России наносит наибольший урон тем, кому на первый взгляд, оно наиболее выгодно. Называя крепостных крестьян рабами, он пишет, что крепостное состояние наиболее выраженно на себе несут рабовладельцы, причём рабство свободных более гнусно и опасно. Крепостное право Чаадаев считает всеобщим источником развращения русского народа, который порождает бедствие для раба и испорченность для рабовладельца. Такое внимание к крепостному праву Чаадаева объясняется тем, что он везде в России видит отпечаток рабства: в нравах, стремлениях, образовании, вплоть до самой свободы [3. C. 12 – 14].
Но в чём же выражается пагубное воздействие крепостного права на людей, казалось бы, получающих от этого пользу? В этом вопросе следует обратиться к чаадаевскому пониманию русской истории. В первом философическом письме он описывает русскую историю так: «Мы имеем блистательные страницы истории. Но разве эта история наша? Разве это история русского народа? Нет! Это история государства Русского, это история царей русских…Кто действовал у нас единственно и исключительно, кто мыслил, кто трудился за нас? Царь…». Таким образом, Чаадаев сопоставляет историю России с историей отдельных правящих русским государством личностей и это очень огорчает его. Его огорчает то, что русскому народу не дают свободного волеизъявления и народ обязан жить так, как того пожелает тот или иной царь, не принимая ко вниманию реальное положение дел в обществе. «Россия – целый особый мир, покорный воле, произволению, фантазии одного человека, – именуется ли он Петром или Иваном, не в том дело; во всех случаях одинаково, это – олицетворение произвола». По мнению Чаадаева, люди привыкшие к порабощению других, также позволяют порабощать себя, считая это исторически сложившейся нормой, которая берёт своё начало с татаро-монгольского ига. Здесь было бы уместно привести цитату по поводу развития социально-политической истории России из первого и самого, пожалуй, знаменитого философического письма Чаадаева: «Сначала – дикое варварство, потом грубое невежество, затем свирепое и чужеземное владычество, дух которого позднее унаследовала наша национальная власть» [8. C. 111]. В этом вопросе мы плавно перешли к мнению Чаадаева по поводу абсолютизма и самодержавия.
Чаадаев считал, что недовольство народных масс своим положением, так и останется тихим недовольством, пока русский человек не начнёт мыслить. Тем самым, Чаадаев хулит русский народ, чего никак нельзя было делать. Критиковать своё, кровное, родное было из рамок вон выходящим. В беседах с Чаадаевым, Герцен позже выскажет их общую мысль: « Национальная черта русского характера – поиск не просто повиновения, но вида беспрекословной подчинённости». Чаадаев считал, что царское правительство вредит самому себе, по этому поводу Гершензон писал: « Чем больше он [Николай II] стеснял внешнюю свободу, тем больше энергии скоплялось внутри, и чем ожесточённее он гнал мысль, тем сильнее она возбуждалась». И Чаадаев, недовольный работой государственных органов, по этому поводу высказывался так: «Человеческое достоинство и независимость мнений преследуется в России гораздо ретивее, чем взяточничество и воровство». Критикуя сам подход, связанный с криминализацией идей, а не поступков, Чаадаев рассказывает историю о том, что на допросе, связанном с опубликованием философического письма в журнале «Телескоп», его даже забыли спросить является ли он автором данного произведения [6. C. 13]. Из этой истории, Чаадаев делает вывод, что правительство преследует не поступок автора, а его мнения. Кратко и лаконично Чаадаев описывает работу таких учреждений: «Учреждения законодательные, политические, юридические и прочие подобные нужны единственно для поправления вреда ими же сделанного». «Смиренномудрие» и покорность властям, Чаадаев расценивал как величайшее бедствие русского народа. Об этом бедствии позже скажет русский литературовед А. Пыпин: «В целом, лестница управления представляла ряд ступеней администрации, почти беззащитной жертвой которого было управляемое общество и народ. Дела обыкновенно шли прекрасно на бумаге, но никто не сверял эти бумаги с действительностью». По этому поводу сам Чаадаев высказал короткую, но глубокую и ясную мысль: «Христианский народ в 40 миллионов душ пребывает в оковах». Но в общем молчании, Чаадаев обвиняет не только преследование властями свободного выражения мнения, но и нежелание русского народа этому мнению придавать гласность. Пётр Яковлевич, не без горечи для себя, констатирует отсутствие в русской действительности интереса к глубокому философствованию, бесплодность мысли, нежелание бороться за свободу мнений. Здесь было бы уместно вспомнить один его замечательный афоризм: «Во Франции на что нужна мысль? – Чтобы её высказать. В Англии? – Чтоб привести её в исполнение. В Германии? – Чтоб её обдумать. У нас? – Ни на что! И знаете ли почему?». Чаадаев оставляет этот вопрос без ответа дабы дать русскому народу пищу для размышлений и лишний повод задуматься о положении дел в своём государстве [1. C. 15].
В первом философическом письме и в ряде других, Чаадаев обращает особое внимание на духовную жизнь людей. Умственный прогресс, прогресс в образовании, внедрение передовых идей в жизнь заботит Чаадаева при взгляде на современное российское общество. Он считает, что русский человек не умеет мыслить, не умеет идею претворить в жизнь и от этого и тянется нить его неисчисляемых бед. «У нас нет развития собственного, самобытного, совершенствования логического. Наши умы не бороздятся неизгладимыми следами последовательного движения идей, потому что мы заимствуем идеи уже развитые» – пишет он в первом философическом письме. Большая часть российского общества ужасно оскорбляется, ознакомившись с данными строками, потому что понимает, что Чаадаев пишет именно о них, но ничего, кроме критики в его адрес и присваивания статуса сумасшедшего предложить не может. Но Пётр Яковлевич не просто с целью оскорбить русский народ так отзывается о нём, а с целью побудить его к способности мыслить и искренне верит, что такое время настанет: «Впрочем, настанет и пора рассуждений, они прибудут по зимнему пути…». Чаадаев даже конкретно указывает каких идей он ждёт от российского общества: прогрессивных, истинных. Это идеи долга, справедливости, права, порядка. Отнюдь, он не был ненавистником своего Отечества, как считали многие его современники. Он был тем, кто силой своей истины пытался помочь своим соотечественникам встать на новые рельсы развития своей мысли. Особенно удручало Чаадаева то, что в России только открываются истины давно известные у других народов, а «то, что у других народов давно вошло в привычку, в наши головы приходится вбивать ударами молота». Но уже в первом философическом письме, Чаадаев выступает против слепого, поверхностного, дурного подражания иностранцам, считая, что параллельно удивительным успехам на стезе следования достижениям просвещённых народов в России произросли лихоимство и неуважение к гражданским узаконениям, угождение власть имущим, погоня за чинами, честолюбие, ослабление родственных и семейных связей, отсутствие патриотических чувств. И, к сожалению, были люди, которые воспринимали все высказывания Чаадаева буквально и не стремились узреть то хорошее, что сулит нашему государству великий философ [3]. А меж тем, в 1855 году, в письме к Тургеневу, мы можем прочесть и такие строки: «Я держусь того взгляда, что Россия призвана к необъятному умственному делу; её задача – дать в своё время разрешение всем вопросам, возбуждающим споры в Европе».
Исходя из соображений нравственного совершенствования народов и обеспечения их единства, Чаадаев отдаёт предпочтение духовному началу, а не власти, опирающейся на силу и сеющую рознь между людьми. Он был сторонником просветительства, но просветительства не только правителей и их приближённых, а по возможной мере, всего народа. Хоть, Чаадаев и хотел перемен в России и близко общался с руководителями тайных декабристских обществ, он не был сторонником революции. Это предположение можно обосновать, сославшись на статью Чаадаева, которая в своё время вызвала много бурных споров. Речь идёт о статье «1851». В отрывках она широко цитировалась, например, в статье Ф.И. Берелевич в 1940 году, а в 1960 году была опубликована западногерманским историком П. Шайбертом. В своей статье Чаадаев даёт оценку переворота Наполоена III и высказывает своё предпочтение русской династической монархии перед монархией, установленной штыком, но обособляясь от сравнения с Западной Европой, Чаадаев всё же осуждает монархический образ правления. В данном контексте, было бы очень интересно привести цитату из данной статьи, касающейся соотношения понятий «демократия» и «порядок»: «Очень ошибутся, я полагаю, те, которые подумают, что необыкновенные события, только что произошедшие во Франции, совершались в пользу принципа порядка. Ими воспользуется одна только демократия конституированная, организованная в постоянный факт. Я не говорю, чтобы демократия была по необходимости не совместима совсем с порядком, но думаю, что в настоящее время торжествует вовсе не принцип порядка, а одна демократия».
Чаадаев прямо не описывает картину идеального образа жизни людей, наилучшую форму правления. Но он, посредством своей критики тех или иных политических явлений существующей системы, явно устраняет их из политического устройства будущего. Чаадаевская критика российских порядков – одновременно и указание на непреходящие ценности, необходимые для развития цивилизованных наций. В обществе будущего, по его мнению, не должно быть места насилию над народом, порабощению какой либо его части, посягательствам на свободное развитие мысли. Единство народов, а не рознь между ними, слияние душ и различных нравственных сил мира в одну – вот идеал Чаадаева. Он видит силу лишь в духовном и нравственном развитии народа, а в существовании политической силы видит одни лишь негативные последствия. Существование на данный момент политической власти, Чаадаев расценивает, как «временное лекарство временному недугу» до тех пор, пока человек русский не начнёт мыслить. Чаадаев всегда отдавал предпочтение верховенству знаниям и знающим [5].
Закон, по мнению Чаадаева, порождается объективными условиями и тем самым, он даёт понять своё отрицательное отношение к позитивному закону. «Закон только потому и закон, что он не от нас исходит». Идеал Чаадаева – это не жизнь по законам, придуманными людьми, а жизнь по воле разума, в полном согласии с природой и требованиями социальности, с необходимостью диктуемыми условиями общественного развития. При такой точке зрения, совершенно исключается из идеала абсолютная монархия, которая отражает волю только одного человека. Но из письма к А. И. Тургеневу, можно сделать вывод, что форма правления для Чаадаева вообще не имеет значения, «лишь бы человеческий ум приобрёл свою наивеличайшую энергию». И всё-таки, Чаадаев более склонен к образу правления, который ориентируется на наилучших, избранных и отвергает непосредственное волеизъявление народа. В этом же письме, он отвергает поиск разума «в толпе». Истина, по его мнению, «возникает не из толпы, а из среды выбранных или призванных». Он не видит в Российской публике носителя истинных идей [4].
Сложно говорить посредством чего сложились именно такие воззрения Чаадаева на государство и государственную политику. Можно предположить, что ему импонировали мысли Гераклита, Пифагора, Платона и других приверженцев правления лучших, знающих, мудрых. Может быть, он как и другие участники Отечественной войны 1812 года, вынес из неё в своей голове «лучший мир», который увидел в то время в Европе. Многие люди, знающие Чаадаева лично, например, А.С. Пушкин высказывались о нём как о выдающемся и очень смышлённом человеке. Не исключено, что запрет на преподавание естественного права и свободного выражения мнения народа породило интерес Чаадаева к вопросам государства и права. Вполне вероятно, что так подействовала на него беседа с Александром I в Троппау, а может и многочисленные заграничные поездки философа. Но факт остаётся фактом – Чаадаев оставил след в истории и его труды до сих пор изучают не только учёные различных сфер, но и люди, просто интересующиеся историей своей Родины.
Библиографический список
- Абдрасулов С.М. Судьба России в философии истории религиозных мыслителей XIX века :П. Я. Чаадаев, К. Н. Леонтьев, В. С. Соловьев. Автореф. Дисс. канд. Философ. Наук. М., 1995. С .15.
- Герцен А.И. Былое и Думы, С. 277-278, Л. 1947.
- Добровольский В.Ю. П.Я. Чаадаев и его взгляды на судьбы России. Автореф. Дисс. канд. истор. наук. М., 2007. С. 12 – 16.
- Дружинин Н.М. Д.Я.Чаадаев и проблема индивидуализма // Коммунист. 1966. № 12
- Каменский З.А. Чаадаев сегодня: К 200 – летию со дня рождения П.Я.Чаадаева // Апология русской философии. – Екатеринбург, 1997.
- Маклаков С.Ф. П. А. Чаадаев об исторической роли христианства. Автореф. Дисс. канд. Философ. Наук. Кострома, 1995. С. 13.
- Тарасов Б.Н. Чаадаев. М., 1990. С. 32.
- Чаадаев П.Я. Сочинения и письма, т.2, С.111. Под ред. М. Гершензона, М., 1914.