Через 14 лет после созыва первого Земского собора, русская армия, ведомая лично Иваном Васильевичем, добилась, может быть, крупнейшего успеха в четверть вековой войне. 15 февраля 1563 г. Довойна, не надеясь на помощь литовского Сарданапала, потеряв триста аршин городской стены, сдал полоцкую крепость. Прошло десять месяцев, и литовский гетман Н. Радзивилл сторицей отплатил московиту. 26 января 1564 г. на роковом для отечественного оружия оршанском поле был наголову разбит триумфатор Дерпта и Казани, князь П.И. Шуйский.
За полвека до виктории при Чашниках другой гетман великого княжества Константин Острожский, в окрестностях той же Орши, сполна расплатился с Василием III и Москвой за Ведрошу, падение Смоленска, свое пленение. В 1514 г. у Сигизмунда Старого не хватило сил развить успех Острожского. Воспользоваться плодами победы 8 сентября 1514 г. Такая же участь ждала в январе 1564 г. и победоносное воинство Радзивилла. Характер последнего Ягеллона, внутриполитическая ситуация в Литве и Польше, внешнеполитический расклад – все диктовало Кракову и Вильно: война с Московией излишня. Все, что мог приобрести в Ливонии 60-х гг. XVI в. король и великий князь (Ригу, Курляндию) уже доставил Сигизмунду-Августу последний великий магистр Г. Кетлер. К чести польско-литовского венценосца, он услышал зов времени и в 1564 г. в Кремль прибыли королевские посланцы с предложением перемирия статус-кво. Слух царя в 1564 г. не был столь отточен. Данилович настроен решительнее и воинственнее Ягеллона. Предложение короля было отвергнуто. Ливонская война продолжилась.
Но через полтора года Иоанн созывает Земский собор. Главные источники по истории первого Земского собора, Хронограф и Стоглав мало заботились об удобстве их читающих далеких потомков. С пожелтевших от времени страниц трудно вывести объемное, обобщающее заключение относительно собора, состоявшегося 12-13 марта 1549 г. Иное дело Земский собор 1566 г. Здесь исследователям несказанно повезло. До нас дошла, практически без купюр, соборная грамота, досконально описывающая ход собора, число его участников, поданные, созванные царем, по вопросу мириться или нет с Литвой, мнения [1,с.5]
Источники повествуют, что Иван IV подошел к делу с поистине царским размахом. В.О. Ключевский насчитал 374 делегата, призванных на собор [10,c.296]. А.П. Барсуков и М.Н. Тихомиров увеличили число до 376 [2,с.286-287.] В любом случае в июне-июле 1566 г. будущее Ливонской войны обсуждало несколько сотен бояр, окольничих, думских и приказных дьяков, дворян и детей боярских, гостей, «торговых людей московских» и т. д.
В исторической литературе существует несколько градаций участников собора 1566 г. «Членов освященного собора было 32 (3 архиепископа, 6 епископов, 14 игуменов и архимандритов, 9 старцев и келарей); членов боярской думы – 30 (17 бояр, 3 окольничих, 2 казначея, 1 «у бояр в суде», 6 думных дьяков, 1 печатник); дворян – 204 (90 детей боярских первой статьи, 99 детей боярских второй статьи, 3 торопчанина и 6 лучан); дьяков и приказных людей – 33; представителей купечества – 75 (12 гостей, 41 торговых людей москвичей, 22 смольняыина» [5,с.166-167]. Или: «духовенство; боярская дума; дворяне первой статьи; дворяне и дети боярские второй статьи; торопецкие помещики; луцкие помещики; дьяки и приказные люди; гости, купцы (москвичи и смолышне)»[14, c.89]. В 1966 г. Р.Г. Скрынников предложил еще одну ранжировку участников собора: «1) «освященный собор», 2) боярская дума, 3) приказные люди, 4) все группы дворянства, 5) купечество» [12,с.311-317].
Бесспорно, все они имеют право на существование, но памятуя о немецкой пословице: «nicht notwendig ist, teilen Haar», остановимся на той, что дал еще в позапрошлом столетии Ключевский. «По общественному положению их можно разделить на 4 группы. Во-первых, на соборе присутствовало 32 духовных лица, то были: архиепископы, епископы, архимандриты, игумены и монастырские старцы. В этой группе едва ли были выборные люди: ее составляли лица, одни из которых явились на собор по своему сану как его непременные члены, другие, вероятно, были приглашены правительством как сведущие люди, уважаемые обществом и могущие подать полезный совет или усилить нравственный авторитет собрания. Вторая группа состояла из 29 бояр, окольничих, государевых дьяков, т. е. статс-секретарей, и других высших сановников, да из 33 простых дьяков и приказных людей. Здесь не могло быть выборных представителей: это были все сановники и дельцы высшего центрального управления, члены Боярской думы, начальники и секретари московских приказов, приглашенные на собор в силу своего правительственного положения. Третью группу составляли 97 дворян первой статьи, 99 дворян и детей боярских второй статьи, 3 торопецких и 6 луцких помещиков – это группа военно-служилых людей. Наконец, в состав четвертой группы входили 12 гостей, т.е. купцов высшего разряда, соответствовавшего нынешнему званию коммерции советников, 41 человек простых московских купцов, “торговых людей москвичей”, как они названы в соборной грамоте, и 22 человека смольнян – это люди торгово-промышленного класса» [10, c.296-297].
Перед разными «фракциями» Земского собора русский самодержец поставил разные вопросы. В 99 случаях из 100 определенным образом составленный вопрос, предполагает соответствующий ответ. Земский собор 1566 г. не стал счастливым сотым исключением. Царь не интересуется мнением 208 дворян и детей боярских, людей проливающих кровь на полях Литвы и Прибалтики: продолжить или нет противостояние. Не так звучит вопрос, адресованный 75 депутатам, мошной отвечающим за удачное для России развитие конфликта. И даже те участники собора, что являют власть распорядительную: 29 бояр, окольничих, думских дьяков плюс 33 виднейших приказных дельца Московской Руси, принуждены царем отвечать на вопрос: «На какове мере государю нашему с королем помиритися?» [1, c.8].
Ключевский в XIX столетии предположил [10, c.317], А.А. Зимин в ХХ веке ответил утвердительно: Земские соборы XVI – XVII вв. – парафраз церковныхXV столетия. Якобы, в середине XVI столетия Иван Васильевич, и советующие ему, списали принцип соборного собрания с аналогов, давно и с успехом применяемых православной церковью [6, с.16-17]. М.Ф. Владимиров-Буданский, классифицируя, анализируемый нами объект, уверял, что он непременно должен иметь три составляющих: Боярскую думу, Освященный собор и делегатов, присланных провинциальным служилым сословием и верхами посада [3,с.174].
Во второй половине XV – XVII вв. на Руси случились, минимум, 60 соборов. Бывали такие, где донельзя скудно представлены дворяне и дети боярские, гости, купцы суконной сотни, «лучшие торговые люди московские». Случались соборы, на которых бояр, окольничих, думных дворян можно пересчитать по пальцам двух рук. Но неизвестны Земские соборы, где не было в должном количестве лиц духовного звания. Ключевский, исследуя Земские соборы Древней Руси, и имея особый взгляд на их сословно-представительный характер, писал; «весь состав собора по положению его членов в управлении можно разделить на два разряда, на две неравные половины. К одной половине принадлежали члены Боярской думы, начальники и дьяки московских приказов: это все были руководители центрального управления. Другую половину составляли все те служилые люди, которые призывались на собор по их должностному положению городовых воевод, командиров местных дворянских отрядов и стрелецких полков, или как выборные депутаты уездного дворянства, также гости и старосты московских торгово-промышленных сотен: это были органы местного управления или представители отдельных местных обществ, те органы и представители тех обществ, которым приходилось исполнять распоряжения центральных властей. Первая половина представляла в управлении элемент распорядительный, вторая – исполнительный» [10,c.303]. Столкнувшись с неизбежным затруднением: куда отнести 32 архиереев и иереев, позванных Иоанном в 1566 г. на собор? Ученый утверждал: «впрочем, и в его составе можно различить те же два разряда членов: распорядительный, состоявший из иерархов с епископским саном, и исполнительный, к которому принадлежали лица, носившие иерейский сан».[10,c.303-304] К сожалению, ремарка Ключевского не позволяет отнести куда-либо 9 старцев, активно участвующих в Земском соборе июня-июля 1566 г.
Можно ли на основании всего вышеизложенного согласиться с мнением Зимина, что принцип Земских соборов был взят в середине XVI в. из практики православной церкви?
Подсмотрен – возможно. Заимствован – невероятно. Принцип, если переводить смысл термина с иноземного языка предполагает: основное, исходное положение. Следовательно, дело не в том, что Иван Васильевич в 1566 г., подобно митрополиту Симону в 1503 г., призывает на собор людей обличенных властью, авторитетом и влиянием. Проблема в том, чем занимались эти властные, влиятельные, авторитетные персонажи в 1503 и 1566 годах. В конце жизни Ивана III, когда Симон Чиж созвал церковный собор, по воле государя, если верить одним источникам [7,с.279]; по инициативе Нила Сорского, если внимать другим [11,с.155-156] возник вопрос: должны ли пустыножительные монастыри иметь пажити, уместно ли владение монастырской братией, созданной по образу и подобию чина ангельского, земельной собственностью? Даже, если признать за истинное, сообщение князя-инока В. Патрикеева, что великий князь симпатизировал старцу Нилу и нестяжателям, решение собора 1503 г. хорошо известно. «К великому князю пришел митрополит Симон и прочитал «список» с конкретными ссылками на Библию, «грамоту» царя Константина, правило Карфагенского собора, жития святых и пожалования князей Владимира и Ярослава. Этот набор доказательств древности о нерушимости церковно-монастырского землевладения приобретал значительную силу. Но и этого мало. Дьяк Леваш зачитал новое (второе) послание от имени Симона и всего собора, где содержится предупреждение, что те, кто преступит законы русских князей, “да будут прокляти в сей век и в будущий”, ибо “стяжания церковная — божия суть стяжание”».
То есть, принцип церковного собора 1503 г., его основное, исходное положение. grain функционирования – в возможности принимать решения.
В конце XV – начале XVI вв. возникла развилка: производить; нет объемную секуляризацию монастырских имуществ, по крайней мере, так сформулирована дилемма 1503 г. Участники собора, рассмотрев вопрос, ответили: нет. Власть, даже если предположить, что Иван III в 1503 г. рядился в камзол Талейрана (язык дан человеку, чтобы скрывать свои мысли) согласилась. Еще раз повторимся: церковный собор, орган призванный, созданный и способный принимать решения.
Можно ли повторить подобное в отношении Земского собора 1566 года? Конечно, Земский собор орган законосовещательный в его компетенцию и не входит эта функция: принимать решения [13,c.22-30]. Полномочия Земского собора гораздо скромнее: советовать царю, какое решение принять.
Если заглянуть в корень понятия «решение», то мы увидим, что его смысл заключен в особой конструкции, когда субъект принимает решение (вывод), основываясь на исчерпывающих знаниях. Внутренний смысл термина «совет» иной. Совет предполагает рекомендацию, отзыв, мнение о ценности чего-то [4,c55].
Советуют ли 312 депутатов, представляющих власть распорядительную и исполнительную, Ивану IV: продолжить; нет войну с Сигизмундом-Августом? Сам вопрос, поставленный перед ними царем «о литовском деле и о Ливонских городех, которые держит король в обереганье», «о литовском деле», «про Ливонские городы», скрывает ответ то [1,c9].. Defacto 83% участников собора лишены возможности дать аксиологическое заключение. Загнанные Иваном Васильевичем в узкие рамки, они, поневоле, не касаются в своих речах проблемы важности, нужности для России Ливонской войны. Квинтенссенция подобного подхода лучше всего выражена тремя торопецкими помещиками, сведенными в один разряд: «мы холопи его государские» [1,c9].
Итак, по меньшей мере, 4 из 5 участников собора летом 1566 г. не высказывают мнения о ценности Ливонской войны для государства.
Государь не требует совета, какое принять решение (согласиться или нет на предложение короля) у людей непосредственно участвующих в войне. Иначе Иван IV относится к тем, кто по обету не может браться за меч, проливать вражескую кровь. Духовные должны ответить: «как нам стояти против своего недруга короля польского?»то [1,c10].
На первый взгляд, мы имеем дело с классическим вариантом: помочь советом в затруднении. Но при одном условии: восприятия Земского собора 1566 г., как феномена атомарного, не имеющего предыстории. Если же признать, что он возник не на пустом месте, и не в безвоздушном пространстве, а есть причудливое сцепление событий предыдущих лет, то мы увидим трагическую фигуру убитого в битве при Чашниках князя Шуйского. Вскоре после победы Радзивилла, Сигизмунд-Август прислал в Москву посланцев с предложением перемирия статус-кво. В 1564 г. Иван IV не затрудняя себя соборным приговором, единолично отверг мирный посыл, идущий из Литвы. В 1566 г. в Москву приехали большие послы Ю.А. Ходкевич и Ю.В. Тишкевич с тем же предложением. К 28 июня 1566 г. переговоры не просто зашли в тупик. Они благополучно дошли до края и беспрепятственно упали в пропасть. «Послы о вечном мире не сговорились: начали толковать о перемирии, уступали Полоцк и в Ливонии все земли, занятые московским войском. Царь не согласился, требовал Риги и других городов, уступая королю Курляндию и несколько городов по ею сторону Двины. Послы не согласились» [11,c.395]. И в этой ситуации Иван Васильевич собирает Земский собор и спрашивает у 14 архимандритов и 9 старцев: «как нам стояти против своего недруга короля польского?».
На наш взгляд, решение принимается при одном условии, когда налицо некая развилка, существует реальная альтернатива. Для войны альтернатива мир (перемирие). И она была упущена, не использована Даниловичем к 28 июня 1566 г.
Каков тогда смысл в сидение 28 июня – 2 июля 1566 г., если решение изначально принято царем? Кто был заинтересован в созыве Земского собора? И можно ли считать деяние июня-июля месяца 1566 г. актом бессмысленным?
Начнем с середины. С четырех адресатов, интересы которых можно увязать с Земским собором. Общество, правительство, государство, царь. Не касаясь Земского собора, бывшего 12-13 марта 1549 г., собраний произошедших после 2 июля 1566 г., акцентируя внимание только на соборе 1566 г. сразу выведем из числа подозреваемых социум. С.М. Соловьев в своей «Истории России с древнейших времен» не решился титуловать собрание 1566 г. Земским собором, на том основании, что как казалось историку, на нем представлено лишь столичное дворянство[12,c.400-407]. Ключевский в 90-е годы XIX в. сумел доказать, что Соловьев ошибался. Ученому удалось распределить большую часть 196 дворян и детей боярских первой и второй статьи по уездам и волостям Московского государства. Но, и он, в конечном итоге, был вынужден признать: 208 служилых людей Земского собора не исчерпывали всю палитру поместного дворянства середины XVI в. 9/10 из их числа дворяне юго-западных и западных уездов [8,c.3-23;9,с.14-35].
Три оставшихся подозреваемых: правительство, государство, монарх при всем внешнем сходстве не одно и то же. Под правительством автор понимает совокупность лиц, обладающих правом и возможностью подчинять кого-то. В конкретной обстановке лета 1566 г., среди собравшихся на собор к таковым следует отнести, в-первую очередь, двадцать девять бояр, окольничих, думных дьяков с добавлением тридцати трех дьяков приказных, также оставивших свой след в соборном приговоре. Во мнении, поданном этой группой, излагается взгляд власти распорядительной на Ливонскую войну. «Ведает бог да государь, как ему, государю, бог известит; а нам кажется, что нельзя немецких городов королю уступить и Полоцк учинить в осаде. Если у Полоцка заречье уступить, то и посады заречные полоцкие будут в королевой стороне; по сю сторону Двины в Полоцком повете все худые места, а лучшие места все за Двиною. И если в перемирные лета литовские люди за Двиною поставят город, то, как перемирье выйдет, Полоцку не простоять; а если в ливонских городах у короля прибудет рати, тогда и Пскову будет нужда, не только Юрьеву с товарищами. Так чем давать королю свою рать пополнять, лучше государю теперь с ним на таком его высоком безмерье не мириться. Государь наш много сходил ко всякому добру христианскому и на себя поступал; а литовские послы ни на какое доброе дело не сошли: как замерили великим безмерием, так больше того и не говорят, потому лучше теперь, прося у бога милости, государю промышлять с королем по своей правде; король над государем верха не взял: еще к государю божия милость больше прежнего. О съезде у бояр, окольничих и приказных людей такая мысль: литовским послам о съезде отказать; боярам с панами на рубеже быть непригоже и прежде того не бывало; если же король захочет с государем нашим съехаться и договор учинить, то в этом государи вольны для покоя христианского. Известно, послы литовские все говорят о съезде для того, чтоб немного поманить, а между тем с людьми пособраться, с поляками утвердиться, Ливонскую землю укрепить, рати в ней прибавить; а по всем вестям, королю недосуг, с цесарем у него брань, и если Польша будет в войне с цесарем, то Литовской земле помощи от поляков нечего надеяться. По всем этим государским делам мириться с королем непригоже; а нам всем за государя головы свои класть, видя королеву высость, и надежду на бога держать: бог гордым противится; во всем ведает бог да государь; а нам как показалось, так мы и изъявляем государю свою мысль» . [12, c.405].
Кроме пятидесяти двух депутатов от власти распорядительной, на соборе 208 губных старост, уездных голов, 75 представителей торгово-промышленного класса, коим Избранная Рада вменила обязанность голов верных. То бишь, власть исполнительная. 383 участник Земского собора, конечно, тоже власть. Но они исполнители. И в таком качестве отнести их к правительству возможно лишь с большими оговорками.
Трудно прямо заподозрить боярина Бельского или князя Мстиславского в лукавстве и кривоустии. Однако можно ли утверждать, что бояре-княжата 60-х годов XVI в. на правом фланге агрессивного лагеря, что они из тех, кто кипятит и подталкивает Ливонскую войну? Если экстраполироваться от реалий середины XVI столетия и обратиться в прошлое Московского государства в сиё верится с трудом. В конце XV в. Иван III казнил Ряполовского, постриг отца и сына Патрикеевых. В начале следующего столетия его сын снес голову Берсень-Беклимешеву. Вина всех переименованных лиц – одна. Они против войны на западе. В XV – XVI вв. из всех элитарных слоев Московского государства, обладающих правом и властью, наиболее миролюбивы – бояре.
В XVI в. провинциальное дворянство в ответ на призыв Ивана IV воевать Литву и Ливонию, ответило: «за одну десятину земли Полоцкого и Озерищского поветов головы положим» [1,c9]. Патриотизм и готовность жертвовать собой дворян и детей боярских имели корыстную подоплеку. Дворянство заинтересованно в Ливонской войне, это шанс получить земельные дачи и денежные оклады. Конечно, не обделял царь пожалованиям и тех, кто ходил в поход воеводами. Бояре и окольничие Московии, подобно дворянам Торопецкого уезда могли рассчитывать и получать дачи и оклады. Если использовать один из немногих источников, дающих хоть какую-то ранжировку, Боярскую книгу, то можно предположить, что бенефиции первых выше, чем последних в 16,6 раза.
Но, не зря в 1598 г. Борис Годунов, столкнувшись с фрондой Боярской думы, объявил о срочном созыве ополчения и стал военным лагерем на Оке. А главный враг династии Лжедмитрий I, чувствуя как непрочно его положение в столице, рвался на Азов. На войне, в палатке бояре поневоле смиряли свои амбиции и признавали неоспоримый, непререкаемый авторитет монарха.
Ergo: бояре XV – XVI вв. были сторонниками миролюбивого внешнеполитического курса, так как при реализации противного они теряли больше, чем приобретали. Все вышеизложенное позволяет автору прийти к заключению: Земский собор 1566 г., постановивший воевать Ригу и Митаву не был заквашен на боярском подворье.
Отвечала ли Ливонская война потребностям Московского царства? Война может быть вызвана самими различными причинами. Противостояние Ивана III, Василия III с Казимиром IV и Александром I возможно объяснить мотивами историко-политического и культурно-психологического свойства. В конечном итоге, у дана Государя всея Руси Ивана Васильевича больше прав на Северскую Украину, чем у литвина Казимира Ягеллончика. Историко-политическую, культурно-психологическую мотивацию можно без труда отыскать и в Ливонском конфликте. Но в Прибалтике она замкнута в узких границах древнего Юрьева и округи.
Со времен Б.Н. Чичерина в исторической литературе господствует другое мнение. В 1558 г. Россия, впервые, попыталась выйти к морю, почерпнуть из кладезя католико-протестанской цивилизации. Иван Васильевич, подобно Петру Алексеевичу, но с меньшим успехом, рубил окно в Европу.
Взгляду историков государственной школы на причины двадцатипятилетней войны противостоят верхи московского купечества. В 1557 г. гости готовы предоставить кредит дерптскому епископу, и только грозный окрик Ивана Васильевича не позволил немцам расплатиться с Москвой русским же золотом. Летом следующего года они щедрой рукой рассыпали взятки боярам, желая поскорее добиться мирного докончания с великим магистром[12,c.277-289]. То есть, вывод, что Московское царство заинтересованно в Ливонской войне, что Иваном IV в 1557-1558 гг. двигал экономический интерес, по меньшей мере, проблематичен.
Другая картина откроется, если отыскивать побудительные мотивы Ливонской войны, оперируя понятием государства, как института. Московское царство, может быть, и не желало войны, не видело особого смысла в ристалище, затеянным Иваном IV в январе 1558 г. Но Московское государство не могло не воевать. Пустоты не терпит не только природа. Столь же враждебно к вакууму относится и государство. Пожалуй, наиболее точно и образно выразил это состояние А.Н. Толстой в своем романе «Петр Первый». «Ослышался я или почудилось: мне, великому гетману, мне, князю Любомирскому, осмелился приказывать комендант гарнизона! Шутка? Или нахальство? (Король поднял руку с четками, кардинал подался вперед на стуле, затряс совиным обрюзгшим лицом, но гетман лишь угрожающе повысил голос.) Здесь ждут моего совета. Я слушал вас, господа, я беседовал с моей совестью… Вот мой ответ. Наши войска ненадежны. Чтобы заставить их пролить свою и братскую кровь, нужно, чтобы сердце каждого шляхтича запело от восторга, а голова закружилась от гнева… Может быть, король Станислав знает такой боевой клич? Я не знаю его… Во имя бога, вперед, на смерть за славу Лещинских!» Не пойдут. «Во имя бога, вперед, за славу короля шведов»! Побросают сабли. Вести войска я не могу! Я более не гетман!»[13,c.466]. То есть, пустота это утрачивание некоего девиза, идеи объединяющей и скрепляющей общество. Сами ливонцы признавали эту данность.
Ergo: первый виновный в Ливонской войне, и, как следствие, в соборе 1566 г. нами назван. Государство, как феномен; государство, как институт.
Государство это я, сказал третий Бурбон на престоле королей Франции. За три истекших столетия возникла мода видеть в высказывании Людовика XIV образчик полного непонимания своей роли в истории, характера и сущности, протекающих процессов и т. д. Между тем, в сентенции короля-Солнце есть, и, немалое, рациональное зерно. Бурбоны, Даниловичи, Романовы не просто люди из плоти и крови, как и все плачущие от боли и обиды. Это символ, физическое олицетворение принципа государства. Иван IV – символ, Иван IV – принцип, заинтересован в Ливонской войне, которая, по природе своей, вынужденный, географическим положением обусловленный, ответ на вызов пустоты, и испытывает потребность в Земском соборе, призванном подтвердить верность и правильность курса, избранного царем в январе 1558 г.
Итак, Земский собор 1566 г. ответ на внутреннюю потребность государства, как института; государя, как символа олицетворяющего последний, и весьма значимой и влиятельной социальной группы – поместного дворянства.
374 участника собора можно разделить на четыре контент-группы. В первую свести пятьдесят два депутата, обличенных властью распорядительной. Вторую составят тридцать девять лиц духовного звания. В третью и четвертую, рекрутируются 208 дворян и детей боярских и 75 участников, прибывших на собор, замкнув предварительно купеческую лавку. Подспудно, мы уже предположили выше, что мнения поданные царю не соответствовали истинному взгляду на природу вещей тех социальных групп, представителями которых были участники, если не по праву избрания, то по факту рождения и однотипного бытия. Девять из десяти, что бояре, люди торгового звания кривили душой летом 1566 г., соглашаясь с Иоанном и поддерживая его стремление воевать Ригу и Курляндию. В тоже время 55% делегатов без задней мысли говорили государю «за одну десятину земли Полоцкого и Озерищского поветов головы положим» лишь бы отвоевать Ивану Васильевичу Ливонию [1,с.11].
Дворяне, дети боярские искренне ратовали за продолжение конфликта. Искренне, но с одной небольшой поправкой, дворяне, дети боярские Торопца, Великих Лук, уездов приграничных с Литвой и Ливонией. Царь не позвал 28 июня 1566 г. на собор помещиков Рязани и Костромы. То есть, невозможно увидеть во мнении, поданным 28 июня – 2 июля 1566 г. глас всего провинциального дворянства. 127 участников собора (33%) явно кривят душой. 208 (55%) говорят от имени целого, не имея на то достаточных оснований [8,с.3-23; 9, с.14-35].
Не правильно видеть в Земском соборе 1566 г. орган законосовещательный, рекомендующий Ивану Васильевичу, как далее вести внешнюю политику Московского царства. Совет возможен только в том случае, если налицо альтернатива и требуется понять: каким путем идти. К 28 июня 1566 г. Иван IVблагополучно отверг мирную инициативу Сигизмунда-Августа, завел в тупик переговоры с Ходкевичем и Тишкевичем. Еще раз повторимся, мы полагаем, что Иоанн принял решение не мириться с Ягеллоном, продолжить войну до 28 июня. Собор нужен царю не для того, чтобы определиться с будущим Ливонской войны. Он созван, дабы легитимизировать продолжение Ливонской войны. Поэтому столь странно звучат вопросы, поставленные царем перед теми, кто воюет, командует, изыскивает союзников и деньги и теми, кто молится за них. Земский собор 1566 г. – средство легитимизации внешнеполитического курса Ивана IV. Это сверхзадача и для 29 бояр и окольничих, и для 99 дворян и детей боярских первой статьи, но первая скрипка в процессе, по праву, принадлежит девяти архиереям, четырнадцати архимандритам и игуменам и девяти старцам. Освященный собор в своем адресе Ивану IV задал тон и messige остальным участникам.
Ergo: Земский собор 1566 г. – орган легитимизации действий государя и государства. Под государством, мы понимаем, не Московское царство, некий организм, в котором живут и умирают тысячи крестьян, черных людей, дворян и дьяков. Государство, потребности которого был призван обслужить Земский собор 1566 г. это принцип. Наиболее полно, по нашему мнению, выраженный в конструкте: в XVI в. в Ливонии был утрачен стержень, на который нанизываются все проявления общественного бытия, исчезла идея, объединяющая, скрепляющая людей, заселивших определенную территорию.
Против чего и выступил в 1558 г. Иван IV, и подкрепил в 1566 г. Земский собор.
Библиографический список
- Акты, относящиеся к истории Земских соборов. М., 1909
- Барсуков А. П. Род Шереметевых, кн. 1. СПб., 1881,
- Владимирский-Буданов М. Ф. Обзор истории русского права. М.,1886
- Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка, тт. 1-4. — М., 1978.
- Зимин А. А. Зарождение земских соборов. // Вопросы историографии и источниковедения, сб. IV. Ученые записки Казанского государственного педагогического института. Казань, 1969, вып. 71.
- Зимин А. А. Опричнина Ивана Грозного. М., 1964
- Казакова Н. А. Вассиан Патрикеев и его сочинения. М.Л., 1960.
- Корзинин А. Л.. Земский собор 1566 года в отечественной историографии. // Вестник Санкт-Петербургского университета. Сер.2.История.2011. №3.
- Корзинин А. Л. Состав дворянства на Земском соборе 1566 года. || Вестник Санкт-Петербургского университета. Сер.2.История.2012.№.1, №2.
- Моисеева Г. Н. Житие новгородского архиепископа Серапиона. // ТОДРЛ, т. XXI. М.-Л., 1965.
- Соколова Э. В. Эволюция сословно-представительной власти в России с середины XVI до середины XVII веков. М., 2010.
- Скрынников Р. Г. Опричный террор. Л., 1969.
- Толстой А. Н. Петр Первый. М., 1974.
- Черепнин Л. В. Земские соборы в России в XVI-XVII вв. М., 1979.